ОТ СОСТАВИТЕЛЕЙ

Биобиблиографический словарь репрессированных востоковедов "Люди и судьбы", открывающий серию "Социальная история российской науки о Востоке", - первый в практике отечественной академической науки справочник, посвященный драматической судьбе представителей отдельной научной дисциплины в условиях советского тоталитарного общества [1]. [1: Наиболее полные систематические справочные сведения о репрессированных ученых представлены в: Возвращенные имена: Сотрудники Академии наук Беларуси, пострадавшие в период сталинских репрессий. Минск, 1992; Репрессированные геологи: Биографические материалы / Сост. Л. П. Беляков, Е. М. Заблоцкий, Л. В. Никольская, Ф. Ф. Перченок (ред.-сост.). СПб., 1992; Перченок Ф. Ф. К истории Академии наук: снова имена и судьбы...: Список репрессированных членов Академии наук // In memoriam: Исторический сборник памяти Ф. Ф. Перченка / Сост. А. И. Добкин, М. Ю. Сорокина. М.; СПб.: Феникс-Атенеум, 1995. С. 141-210; Трагические судьбы членов АН СССР / Сост. И. Г. Арефьева. М.: Наука, 1995; Косарев В. В. Физтех, ГУЛАГ и обратно: (Белые пятна из истории ленинградского Физтеха) // Чтения памяти А. Ф. Иоффе, 1990. СПб.: Наука, 1993. С. 105-177; Репрессированная наука / Под общ. ред. М. Г. Ярошевского. Вып. 1-2. СПб.: Наука, 1991-1994 и др.; Репрессированные геологи / Гл. ред. В. П. Орлов; отв. редакторы Л. П. Беляков, Е. М. Заблоцкий; редкол.: И. Ф. Глумов и др.; сост. А. И. Баженов и др. 3-е изд., испр. и доп. М.; СПб., 1999, а также на сайте: http://www.ihst.ru/ projects/ sohist/socialhistory. htm. Значительный вклад в изучение проблем социальной истории отечественного востоковедения и вообще гуманитарных наук внесен изданиями: Репрессированные этнографы / Сост. и отв. ред. Д. Д. Тумаркин. Вып. 1. М., 1999; Решетов А. М. Репрессированная этнография: люди и судьбы // Кунсткамера: Этнографические тетради. Вып. 5/6. СПб., 1994. С. 342-368; Он же. Отдание долга // Этнографическое обозрение. 1995. № 2. С. 40-62; № 3. С. 3-19; № 4. С. 3-24; Слезкин Ю. Советская этнография в нокдауне: 1928-1938 // Этнографическое обозрение. 1993. № 2. С. 113-125; Формозов А. А. Русские археологи и политические репрессии // Российская археология. 1998. № 3. С. 191-206; Slezkine Ju. The Fall of Soviet Ethnography, 1924-1938 // Current Antropology. Vol. 32. N 4 (August-October, 1991). P. 476-484 и др.]. Смысл этой работы мы видели не только в том, чтобы отдать долг памяти российским ориенталистам, перемолотым жерновами бессмысленного государственного террора, но и в том, чтобы по мере возможности помочь преодолению давящего и стесняющего наследия прошлых десятилетий и способствовать адекватной реконструкции прошлого отечественной науки: напомнить о многообразных формах потерь и деформаций, внести справедливые коррективы в сложившуюся "иерархию имен", собрать под одной обложкой нуждающиеся в анализе и обобщениях факты, дать материал для построения объективной истории востоковедения в советское время. Своего рода сверхзадача настоящего издания - посильно содействовать объяснению историками будущего небывалой катастрофы, постигшей в XX в. Россию (условно можно пока определить происшедшее термином автогеноцид). Настоящим словарем мы надеемся не закрыть, а открыть тему социальной истории российского востоковедения; тем более что за время, истекшее с начала перестройки в СССР / России, изучение проблемы взаимодействия и взаимовлияния науки и ее социального контекста получает все более основательное концептуальное и фактологическое оформление. Ф. Ф. Перченок Инициатором и автором идеи создания настоящего биобиблиографического словаря был известный ленинградский историк Феликс Федорович Перченок (1931-1993), в 1976 г. впервые опубликовавший в историческом альманахе "Память" (под псевдонимом "И. Вознесенский") обширный свод материалов о судьбах отечественных востоковедов в советское время. При деятельной поддержке Анны Михайловны Гришиной (1920-2000) Ф. Ф. Перченку вместе с составителями настоящего издания удалось сформировать его первый проект. К сожалению, наши дорогие коллеги не дожили до выхода словаря в свет. Свой многолетний труд над ним мы с благодарностью посвящаем их светлой памяти. Официальная картина персонального состава востоковедения в советское время хорошо отражена в двухтомном "Биобиблиографическом словаре отечественных востоковедов" С. Д. Милибанд (М.: Наука, 1995), в который, однако, вошли очень немногие из ученых, подвергшихся в советский период репрессиям. В известном смысле настоящий словарь представляет параллель к словарю Милибанд, существенно, а часто кардинально, дополняя, расширяя и корректируя его сведения [2]. [2: Общая оценка словаря С. Д. Милибанд дана попутно одним из составителей (Я. Васильковым) в рецензии на книгу: Сотрудники Российской национальной библиотеки - деятели науки и культуры: Биографический словарь. Том I: Императорская Публичная библиотека. 1795-1917. Изд-во РНБ, 1995 // ПВ. 8. 1996. С. 691]. Он предлагает принципиально иной подход к комплектованию словника, отвергая "анкетный", чиновно-иерархический принцип, расширяя географические и узко институциональные профессиональные рамки дисциплины. Так, при определении содержания и объема самого понятия "востоковедение" применительно к отражаемому в словаре хронологическому периоду (1917-1991) мы следовали традиции понимания этого термина, заложенной русским дореволюционным востоковедением и выраженной первым директором Института востоковедения АН СССР академиком С. Ф. Ольденбургом в 1928 г. в одновременно итоговом и программном сборнике "Общественные науки СССР. 1917-1927". Здесь к предмету востоковедения отнесены (помимо, разумеется, изучения классических культур Востока): изучение Татарской республики, коми (зырян), чувашей, башкир, Крыма, Северного Кавказа, Астрахани и Калмыкии, Сибири, Бурят-Монголии, Якутии, Дальнего Востока, Средней Азии и Закавказья (Ольденбург С. Ф. Востоковедение // Общественные науки СССР. 1917-1927. М., 1928. С. 309-340). Подавляющая часть представленных в словаре исследователей активно работали в востоковедении именно в 1920-30-е годы, поэтому использование такого расширительного по сравнению с сегодняшним днем толкования предмета дисциплины представляется исторически оправданным и необходимым. Другой особенностью словаря является то, что в него вошли исследователи Востока всех периодов - древней, средневековой, новой, новейшей его истории, литературы, языка, культуры в целом, экономики, географии, демографии и т. д. - от студента востоковедного вуза, национального просветителя, священника, дипломата и "красных" организаторов востоковедения до академиков Российской Академии наук / АН СССР. Главными критериями отнесения ученого или практического деятеля к разряду "востоковед" служили по отдельности или в комбинации следующие признаки: наличие востоковедного образования, знание восточных языков, научные работы и организационная работа в области востоковедения. Работа над настоящим изданием прошла все те несколько этапов, на которые сейчас можно ретроспективно поделить перестроечно-постсоветскую историю изучения государственного террора в СССР. Публикации первого периода, исполненные разоблачительного пафоса, отличались крайней неточностью, в чем была не вина, а беда их авторов: ведь все они основывались на "устной традиции", доступа к архивам МВД и КГБ в ту пору еще, разумеется, не было. В 1990 г. в журнале "Народы Азии и Африки" был опубликован предварительный список репрессированных востоковедов, фактически проект словника настоящего словаря. В основу его лег список примерно из 60 имен, известных Ф. Ф. Перченку (из "устной традиции"), два рукописных перечня (десятка три имен), составленных по памяти в Ленинградском отделении ИВ АН СССР после ХХ съезда партии, устное предание Московского ИВ, а также все, что удалось к этому добавить года за два поисков по книгам и доступным архивам. Составители знали и оговаривали условность списка, его открытость дополнениям и исправлениям, но сочли необходимым, при всем несовершенстве, тем не менее опубликовать его. Они спешили, пользуясь благоприятным моментом (ведь никто не знал, что будет дальше), назвать все запретные имена, заявить тему и впервые вывести ее на страницы востоковедных изданий. Уже через два-три года ситуация, имея в виду возможность обнародования данных о репрессиях, и впрямь изменилась к худшему. Сформировавшееся "общество потребления" быстро пресытилось правдой о советском прошлом. Тревожащие обывателя публикации о репрессиях уже не проходили на страницы газет и журналов [3]. [3: В частности, после реорганизации журнала "Народы Азии и Африки" и переименования его в "Восток / Oriens" редколлегия утратила интерес к данной теме, и дополнения к списку, содержавшие сведения еще примерно о трехстах ученых, опубликовать уже не удалось.] Волна "разоблачительных" публикаций, скороспелых и эмоциональных, быстро сошла на нет. Но в то же время для серьезных исследователей открылись невиданные прежде возможности в связи с тем, что материалы спецхранения в архивах были влиты в общие фонды, постепенно более или менее доступными становились даже архивы ФСБ и МВД. Наступил период кропотливой работы - сбора сведений и их документирования [4]. [4: Сейчас его сменил новый период, который можно назвать периодом "сбора урожая". Повсеместно на территории России публикуются составленные по материалам местных архивов региональные и республиканские "Книги Памяти", "Мартирологи", сборники воспоминаний и статей, посвященные жертвам репрессий. Составитель многотомного "Ленинградского мартиролога" А. Я. Разумов недавно выступил инициатором проекта единой межрегиональной, в идеале - всероссийской электронной книги памяти "Возвращенные имена". ] На основе первоначального (опубликованного в НАА) списка проводилось выявление архивных материалов в российских государственных и ведомственных архивах - Архиве РАН, Архиве востоковедов СПбФ ИВ РАН, Государственном архиве Российской Федерации и др., в некоторых зарубежных архивохранилищах (New York Public Library и др.). Вся устная или восходящая к научной и справочной литературе информация об арестах проходила проверку по материалам архивов ФСБ и МВД. Однако официальные ответы пришли далеко не на все запросы. Поэтому в настоящий словарь мы решили поместить два списка: основной и дополнительный. В первый включены имена тех, о ком точно известно, что они были в заключении, даже если это пока не удалось подтвердить официально. В дополнительный список включены лица, сведения о которых предельно скудны и/или не дают нам полной уверенности в самом факте репрессирования. Словарная статья об отдельном исследователе строится, по мере возможности, по следующему плану: 11) полное имя (со всеми вариантами); 12) годы жизни (если дата рождения фиксируется двумя годами - по старому и новому стилю, то они даются через косую черту); 13) научная специальность (как широкая, так и узкая), основные направления исследований; 14) научные звания, отражающие меру официального признания; 15) места работы (должность, учреждение, регион) в годы, предшествовавшие аресту, и в особенности непосредственно перед арестом; 16) точная дата и обстоятельства ареста; 17) время и место содержания в тюрьме в качестве подследственного; 18) дата и содержание приговора; кем вынесен, по какой статье уголовного кодекса; если приговор расстрельный - когда и где приведен в исполнение; 19) время и место освобождения; 10) дата снятия судимости, амнистии, реабилитации; астериском (*) отмечено получение сведений из информационного центра МВД, Управлений ФСБ по Москве и Петербургу; 11) общая характеристика научной деятельности после освобождения; 12) избранная библиография трудов; 13) литература о данном востоковеде; 14) указание на архив - источник биографических сведений; здесь же отмечается наличие личного архивного фонда исследователя. В тех случаях, когда пометка о получении сведений об аресте, приговоре и освобождении непосредственно из МВД и ФСБ отсутствует, эти данные приводятся по литературным источникам. Составители словаря сознают, что проделанная на сегодня работа далека от полного завершения. Так, например, белыми пятнами остаются многие эпизоды социальной истории востоковедения в национальных республиках бывшего СССР. Надеемся, наши коллеги вскоре восполнят этот и другие недостатки данного издания (в ближайшее время ожидается выход в свет подготовленного В. М. Алпатовым "Словаря репрессированных тюркологов"). Тем не менее мы полагаем, что введение в научный оборот новых и достаточно обоснованных биографических сведений поможет воссоздать истинную историю отечественного востоковедения ХХ в. Вслед за выдающимся русским историком А. С. Лаппо-Данилевским мы можем повторить: "Автор не льстит себя надеждой, что он достиг... вполне безупречных выводов, что он использовал весь материал и все методы, какие оказывались нужными, и что он дал то именно построение, которое всего более соответствует исторической действительности. Лишь сознание, что жизнь человека преходяща, что в отмеренное ему время он не может постигнуть истину во всей ее полноте и что беспристрастная наука исправит, конечно, его заблуждения и ошибки, а может быть, и признает некоторые из его выводов заслуживающими внимания, побудило автора приступить к печатанию настоящего труда" (Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры. XVII-XVIII вв. М., 1990. С. 24). Данные словаря позволяют сделать некоторые наблюдения, имеющие общее значение для истории репрессий в отношении научной интеллигенции в СССР. Отметим прежде всего наиболее очевидное: из сотен упомянутых в словаре репрессированных востоковедов едва ли наберется десяток-другой лиц, совершивших какие-нибудь реальные действия, направленные против государства или правящей партии (если, конечно, судить по общечеловеческим нормам). Абсолютное большинство "дел" было сфальсифицировано. По ряду статей (см., напр.: Алькор, Бернер, Зусманович, Кокин, Новичев) прослеживается специфическая мера, применявшаяся парторганами с очевидной целью подготовить непревзойденный по масштабу террор 1937 г.: в 1936-м (главным образом осенью) многие партийцы были исключены из ВКП(б) за "притупление / потерю классовой бдительности" (что прямо ставило их перед дилеммой: доносить - или самим стать жертвами террора). При работе над некоторыми статьями (Алькор, Востриков, Невский, М. Н. Соколов и др.) нам пришлось столкнуться с легендами о жизни ученого в лагере, противоречившими данным архивов ФСБ, в которых засвидетельствована гибель ученого в более ранний период, чаще всего - исполнение смертного приговора в момент его вынесения; по всей видимости, за этим прослеживается дезинформация, специально распространявшаяся репрессивными органами. Из некоторых биографических очерков можно вывести своего рода "рецепт выживания" в те годы. Попав в лагерь или ссылку в 1920-е - начале 1930-х гг. и отбыв небольшой срок, не следовало возвращаться в родной город (особенно в Москву или Ленинград) и на старое место работы, где ждал с максимальной вероятностью повторный арест. Выжили те, кто оседал в глухой провинции, а еще лучше - в одной из национальных республик, заняв предельно скромное место и ничем не привлекая к себе внимания (см. статьи: Гордеев, Дурново, Мещерский, Семичов, Б. Л. Смирнов, Юренев и др.). Мы, однако, не шли дальше подобного рода попутно являвшихся в процессе нашей работы наблюдений. Не сомневаемся, что подлинно глубокие, статистически обоснованные обобщения и серьезнейшие заключения будут сделаны на основании предлагаемого материала читателями, которые специально поставят перед собой исследовательские задачи. Приносим самую искреннюю благодарность всем тем, без чьей помощи и консультаций это издание никогда бы не могло состояться: прежде всего и особо - ближайшим коллегам, историкам отечественной науки, которые на протяжении многих лет щедро делились с нами драгоценной информацией: В. М. Алпатову, А. И. Андрееву, М. В. Баньковской, П. Л. Вахтиной, И. И. Ломакиной, А. Л. Никитину, А. Я. Разумову, А. М. Решетову, Д. П. Урсу; а также историкам и востоковедам: О. Ф. Акимушкину, В. В. Антонову, К. А. Антоновой, Б. С. Баимову Е. Ю. Басаргиной, Е. Б. Белодубровскому, Н. Белому, А. Бреславцу, О. В. Васильевой, А. А. Вигасину, С. Ю. Врадию, В. А. Германову, В. Ю. Гессену, Н. В. Гурову, А. А. Долининой, А. М. Дубянскому, Н. А. Дулиной, Д. М. Елесину, Т. Я. Елизаренковой, В. Ю. Зуеву, А. А. Иванову, Н. В. Ивочкиной, А. М. Кабанову, А. Г. Каминской, З. К. Касьяненко, Х. А. Кинк, А. А. Киселевой, И. С. Клочкову, С. Г. Кляшторному, А. В. Кобаку, Б. И. Козлову, Л. Р. Концевичу, Ю. Л. Кролю, А. М. Куликовой, К. И. Куликову, И. В. Кульганек, Е. И. Кычанову, В. А. Лившицу, Н. Ю. Ломоури, Б. В. Лунину, Л. Н. Меньшикову, Е. Н. Мещерской, С. Д. Милибанд, Л. В. Митрохину, Ю. Д. Михайловой, В. М. Монтлевичу, Л. В. Негря, Т. Л. Никольской, Е. Д. Огневой, В. Б. Пастернаку, Н. А. Петровой, Ю. А. Петросяну, М. Б. Пиотровскому, Н. Д. Платоновой, В. М. Платонову, Вал. В. Полосину, Е. Д. Прицкеру, Н. Д. Путинцевой, И. А. Резниковой, А. Б. Рогинскому, О. Е. Рубинчик, А. Садыховой, Т. А. Снегиревой, Б. Я. Ставискому, И. М. Стеблин-Каменскому, Т. И. Султанову, Г. Г. Суперфину, Ч. Э. Сымановичу, А. О. Тамазишвили, Э. Н. Тёмкину, Т. В. Тигонен, В. Л. Успенскому, А. А. Формозову, Е. А. Хамагановой, В. А. Харитонову, А. Л. Хосроеву, Т. А. Шумовскому, А. Р. Эмирову, К. Н. Юзбашяну, Т. И. Юсуповой, С. М. Якерсону, К. С. Яхонтову, Н. С. Яхонтовой; покойным: О. Д. Берлеву, В. Н. Горегляду, Л. Т. Гюзальяну, Е. Г. Дагину, А. И. Добкину, И. М. Дьяконову, Г. А. Зографу, И. И. Иоришу, В. В. Иофе, Н. К. Качаловой, Б. Б. Пиотровскому, Э. К. Сагидовой, Т. В. Станюкович, К. Б. Старковой, И. Э. Циперович, М. С. Цын, Л. И. Чугуевскому; родственникам репрессированных: Ф. А. Алявдину, Д. С. Балдаеву, Г. В. Бернеру, Е. А. и Г. А. Бурдуковым, К. П. Воробьевой, Г. А. Генко, А. М. Годес, Ю. В. Колпаковой, М. И. Лебедевой, Е. Н. Невской, Н. Я. Рассказовой, Т. Б. Ручьёвой, Н. П. Преображенской, Е. О. Пудовкиной, М. А. Рогинскому, М. П. Скачковой, А. М. Сотниковой, П. А. Самойловичу, М. О. Фесенко; зарубежным ученым: Х. Ахонену (Таллинн, Эстония), А. Бейнориусу (Вильнюс, Литва), Г. ван Дриму (Амстердам, Голландия), Икко Фудзии (Япония), Клаусу Карттунену (Хельсинки, Финляндия), Харша Раму (Нью-Йорк, США), Дан Харуву (Иерусалим, Израиль); сотрудникам УФСК / УФСБ РФ по СПб. и области, готовившим материалы по запросам: С. К. Берневу, В. С. Гусеву; а также: М. И. Зельцер, Х. Ю. Миннегулову, В. Я. Усвят; историко-просветительскому, правозащитному и благотворительному обществу "Мемориал", оказавшему большую помощь в получении сведений, а также опубликовавшему предварительный словник словаря на своем сайте в Интернете. Мы особо признательны Я. З. Рачинскому, предоставившему для публикации несколько десятков фотографий из собрания московского "Мемориала". Значительная часть работы была подготовлена при финансовой поддержке гранта Международного научного фонда № ZZ 4000/282 (1994-1995 гг.). Настоящее издание осуществляется на средства, выделенные Российским гуманитарным научным фондом по гранту № 01-03-16062д.